Беларусы считались тихим, спокойным народом, безропотно сносящим прелести бесконечного правления своего диктатора, прикидывающегося простачком, но прибравшего всю власть, без остатка на минимальную оппозицию. Большинству он будто даже нравился, чудной такой и будто домашний.

Обратите внимание! Россия на краю пропасти: чем могут обернуться протесты в Беларуси для Крыма?

Да что беларусы! Прошлогодний опрос Социологического центра "Рейтинг" показал, что в свободолюбивой Украине нет более популярного иностранного лидера, чем Александр Лукашенко: 66% украинцев заявило о своих симпатиях к нему.

А вслед слышно "уходи!", или Даже жестокость не сработала

Пресловутые стабильность и "парадок", казалось, позволяли закрывать глаза на какие-то процедурные шалости при выборах Ляксандра Рыгорыча на новый срок: ну никто же всерьез не думал, что на посту президента страны его может заменить кто-то другой. Варианты вынесенного в далекое будущее ухода Лукашенко отличались только по именам сыновей, которые его наверняка сменят: Виктор, пораньше, или Коля, попозже. И тут вдруг такие неприятности: отец "народца", как назвал беларусов сам президент, стал не только не любим, а просто невыносим, резко и сразу. Улица кричит ему: "Уходи!"

Кстати, как раз к выступлению улицы Лукашенко был готов, никаких средств на силы контроля и подавления не жалел никогда. Только ожидалось, что нехорошее против него могут затевать отдельные отщепенцы, подзуживаемые заграницей. Изначально само собой подразумевалось, что эта злая заграница на западе, а с некоторых пор выяснилось, что вполне может быть, причем с куда большей вероятностью, и на востоке.

Но украинские уроки диктатором были выучены назубок: оппозиция и массовые протесты не должны получить ни шанса, "дать революции в морду" нужно быстро, решительно и жестоко. Установка на беспредельную жестокость, призванную запугать и сломить, видна и сейчас в действиях силовиков, от которых волосы становятся дыбом. Они, похоже, не выдумывают, когда рассказывают задержанным, что в случае обострения получили право стрелять боевыми.

Совершенная машина репрессий

Однако главное отличие нынешних антивластных выступлений в том, что в этот раз протестуют все. Одно дело, когда ОМОН молотит, а КГБ хватает тех, кто нарушает покой и работу законопослушных и лояльных вождю беларусов – подавляющего числа граждан. Это очень похоже на практику советских времен, когда любого критика порядков объявляли сумасшедшим: нормальный протестовать не станет. Лукашенко тогда выступает защитником страны и гарантом ее "нормальности", строгим и справедливым, но который может и ремнем огреть.

Картина меняется, когда хватать и молотить, в общем, нужно всех, потому что желающие демонстрировать лояльность внезапно испарились, а недовольные составляют всю общественную среду. Кому рассказывать о коварных внешних врагах, подкупивших бунтарей, когда бунтует, по-своему, каждый?

Разительность перемен, враз случившихся с Беларусью, вызывает едва не эйфорическую надежду. В телеграм-каналах, где идет обмен информацией о протестах, время от времени кто-то обязательно пишет: "Уже скоро, еще чуть-чуть!"

Помимо понятного подбадривания друг друга в откровенно страшной ситуации, есть в этом и настоящая вера в то, что уже в ближайшее время Лукашенко куда-то денется. Как было бы здорово, чтобы, ощутив всю глубину неприятия со стороны народа и бессмысленность попыток вернуть все в старое русло, он и правда убрался куда-нибудь в сторону Ростова, злой и обиженный, но отказавшийся дальше проливать кровь беларусов.

К теме! Лукашенко самоуничтожается, или Обратный отсчет пошел

Глядя же на бешеную мстительность ОМОНа, годами готовившегося крушить головы сограждан и, наконец, дорвавшегося до такой возможности, понимаешь, что, к сожалению, для надежды на скорый исход почти нет места. Не для того Лукашенко годами строил свою совершенную машину репрессий, чтобы не запустить ее в момент отчаяния на полные обороты и не наказать неблагодарный народ, не оценивший свое счастье в его лице.

А, значит, впереди борьба. Возвращать давно утраченную свободу тяжело и больно, но, когда пришло осознание утраченного, жить без нее больше нельзя.